Эбби Эбернати была знаменита одним: она была королевой блефа. Она могла совершить преступление и при этом улыбаться, будто ничего не произошло, соврать так, чтобы не дрогнул ни один мускул на лице. Только одному человеку выпал шанс изучить технику ее блефа, и этому человеку предстояло во всем разобраться, если он хотел попытать с ней счастья.

И этот человек – я.

Эбби лишилась детства, а я лишился матери, так что, преодолевая похожие препятствия, мы были как два сапога пара. Это придавало мне сил, после нескольких месяцев стремления к своей цели я пришел к одному ответу: блеф Эбби заключался в отсутствии такового. Для большинства людей это покажется вздором, но для меня все было вполне логично. Именно отсутствие блефа выдавало ее с головой.

Умиротворенность во взгляде, милая улыбка, расслабленные плечи – верные сигналы того, что что-то не в порядке.

Знай я ее хуже, то решил бы, что она просто счастлива из-за такого финала, но нет, она что-то замышляла. Сидя в терминале в ожидании посадки на самолет до Вегаса с Эбби, уютно примостившейся у меня сбоку, я знал, что проще простого проигнорировать это. Она время от времени поднимала руку, задерживала взгляд на подаренном мною кольце и вздыхала. Сидящая напротив женщина средних лет с улыбкой наблюдала за моей невестой и, возможно, предавалась воспоминаниям о тех временах, когда впереди у нее была вся жизнь. Она ведь не знала, к чему все эти вздохи, а вот я догадывался.

Было сложно радоваться предстоящему событию из-за нависшей над нами грозовой тучи стольких смертей. Нет, правда, они буквально нависли над нашими головами: на стене висел телевизор, передающий местные новости. На экране появлялась хроника с места пожара и последние сообщения. Показывали интервью с Джошем Фарни. Весь в саже, выглядел он ужасно, но зато он выжил, с радостью отметил я. Он был слегка подвыпившим, когда я видел его перед боем. Большинство пришедших на арену либо были пьяными, либо добрали градус, пока ждали, когда мы с моим соперником обменяемся ударами. Когда в помещении вспыхнуло пламя, у всех в жилах заиграл адреналин – даже самые захмелевшие мигом протрезвели.

Как бы я хотел, чтобы ничего этого не было. Мы стольких потеряли, предстоящая свадьба казалась не слишком уместной. По опыту я знал, что трагические воспоминания могут преследовать тебя. Приурочить эту дату к событию, которое мы собирались отмечать из года в год, значит навсегда оставить ее в своей памяти. Проклятье, из здания все еще выносили тела, а я рассуждаю обо всем как о препятствии. Ведь некоторые родители еще не знали, что больше никогда не увидят своих детей.

Эти эгоистичные мысли вели к угрызениям совести, а те, в свою очередь, – ко лжи. И все же не верилось, что мы женимся именно сейчас. Но я не хотел, чтобы Эбби считала, будто я не на седьмом небе от счастья по поводу женитьбы. Она точно все неправильно поймет, а потом и вовсе передумает. Поэтому я сосредоточил все внимание на ней и том, что мы собирались сделать. Мне хотелось казаться нормальным, обезумевшим от счастья женихом, меньшего она не заслуживала. Мне не впервые притворяться, что все хорошо, хотя я не мог выкинуть чего-то из головы. Живое доказательство этому приютилось у меня под крылом.

На телевизионном экране женщина-корреспондент стояла на улице возле Китон Холла, держа обеими руками микрофон, между ее бровей пролегла глубокая морщина. «… именно этими вопросами будут задаваться родственники погибших: кто виноват? А теперь вернемся в студию. Кент…»

Вдруг к горлу подкатила тошнота. Столько погибло, конечно, кого-то должны привлечь к ответственности. Была ли это вина Адама? Сядет ли он в тюрьму? Или же я? Я прижал Эбби к себе и поцеловал ее в макушку. Женщина за стойкой подняла микрофон и стала что-то говорить, а мое колено нервно задергалось. Если мы в ближайшее время не сядем на самолет, я схвачу Эбби и побегу в Вегас. Сейчас мне казалось, что я был способен прибыть туда даже раньше самолета. Служащая авиалинии проинструктировала нас о правилах посадки, ее голос поднимался и опускался, пока она, наверное, в миллионный раз зачитывала объявление. Она была похожей на училку из мультика «Мелочь пузатая»: нудную, с монотонным и трудно воспринимаемым голосом.

В голове крутилась лишь одна имеющая настоящее значение мысль: я скоро буду мужем второй в моей жизни любимой женщины.

Уже пора. Проклятье! Черт побери, да! Да, твою мать! Я женюсь!

Глава 2

Обратный путь

Эбби

Я посмотрела на сияющий камень на своем кольце и снова вздохнула. Но это был отнюдь не томный вздох молоденькой, только что обручившейся девушки, рассматривающей довольно-таки внушительный бриллиант. Напротив – вздох, преисполненный думами. Тяжкими, гнетущими думами, ведущими еще к более тяжким и гнетущим думам, а не просто какими-нибудь мыслями. Мы не могли держаться на расстоянии друг от друга. То, что мы собирались сделать, было неизбежно, а Трэвис Мэддокс любил меня так, как только могли мечтать другие. За моими вздохами стояли беспокойство и надежды, связанные с моим глупым планом. Мое стремление обеспечить безопасность Трэвиса было чуть ли не осязаемым.

– Голубка, прекрати, – сказал Трэвис. – Из-за тебя я тоже нервничаю.

– Просто… оно слишком большое.

– Оно великолепно сидит на твоем пальчике, – сказал Трэвис и откинулся назад.

Мы сидели между тихо говорящим по телефону бизнесменом и пожилой парой. Сотрудница авиалинии стояла за стойкой выхода на посадку и что-то говорила по портативной радиостанции. Я подивилась, почему бы просто не использовать обычный микрофон. Она объявила несколько имен, а потом повесила прибор где-то у себя за стойкой.

– Должно быть, рейс переполнен, – сказал Трэвис.

Его левая рука лежала на спинке моего сиденья, а большим пальцем Трэвис нежно водил по моему плечу. Он пытался выглядеть расслабленным, но нервно прыгающее колено выдавало его.

– Бриллиант непомерно большой. Чувствую себя так, будто меня в любую минуту могут обворовать, – сказала я.

Трэвис засмеялся.

– Начнем с того, что никто, черт побери, не посмеет к тебе притронуться. Во-вторых, это кольцо просто создано для твоего пальца. Я это понял в ту секунду, когда его увидел…

– Внимание пассажирам американского рейса 2477 до Лас-Вегаса, нам необходимы трое желающих полететь более поздним рейсом. Мы предлагаем проездные билеты, действующие один год с момента отправления.

Трэвис взглянул на меня.

– Нет.

– Ты торопишься? – с самодовольной улыбкой произнес он.

Я прильнула к нему и поцеловала.

– Вообще-то, да.

Я дотянулась до его лица и вытерла под носом пятнышко от сажи, которую он забыл смыть.

– Спасибо, детка, – сказал Трэвис, прижимая меня к себе.

Он посмотрел по сторонам, задрав подбородок, его глаза заискрились. В таком хорошем настроении я не видела его с той ночи, когда он выиграл наше пари. Это заставило меня улыбнуться. Разумно это или нет, но здорово, когда тебя так любят, в ту же секунду я решила, что перестану за это извиняться. Были вещи и похуже того, что я слишком рано нашла свою вторую половинку, и, в конце концов, что в этом такого раннего?

– Как-то раз я обсуждал тебя с мамой, – сказал Трэвис, глядя на занимающие всю стену окна по левую сторону от нас. На улице все еще было темно. Но что бы Трэвис ни увидел, находилось оно не по ту сторону стекла.

– Меня? А тебе не кажется, что это вроде как… невозможно?

– Не совсем. Это было в тот день, когда она умерла.

Внутри меня вспыхнул адреналин и пронесся по всему телу, доходя до пальцев ног. Трэвис никогда не разговаривал со мной о матери. Мне часто хотелось спросить его о ней, но потом я вспоминала тошнотворное чувство, которое охватывало меня, стоило кому-нибудь спросить про мою мать.

– Она сказала, – проговорил он, – чтобы я нашел девушку, за которую стоит бороться. Ту, которую так просто не добьешься.

Я слегка смутилась: имел ли он в виду, что я как заноза в одном месте? Если честно, так и было, правда, не в этом суть.